Тайна «Libri di Luca» - Страница 22

По-видимому, чуть позже он должен был встречаться с какой-то девушкой, поскольку среди его мыслей постоянно возникал ее образ, равно как и картины места, где была назначена встреча (Ратушная площадь), ресторана, где они хотели поужинать («Мюльхаузен»), а также визуальное воплощение тех эротических надежд, осуществления которых он предвкушал ближайшим вечером. Катерина почувствовала, что кровь прилила к ее лицу.

Тем не менее подобным образом Катерина не могла читать мысли у всех подряд. Иверсен утверждал, что это связано с тем, насколько развита у человека фантазия, насколько ярки картины, вызываемые текстом и рисуемые подсознанием, а также от самого стиля чтения. У тех, кто бегло просматривал текст, мысленные ассоциации порождали наслаивающиеся друг на друга образы, которые в отдельных, наиболее показательных случаях становились похожими на мелькающий у нее перед глазами комикс или мультфильм. Другие же читали не торопясь, обстоятельно, и картины, рождавшиеся в их сознании, были точными и подробными, так что Катерина при желании могла рассмотреть мельчайшую деталь в них, увеличив ее как на фотоснимке, сделанном спутником-шпионом.

— Возьму, пожалуй, вот эти две, — раздался чей-то сдержанный голос. Открыв глаза, Катерина увидела прямо перед собой человека в очках в роговой оправе, который, смущенно пожав плечами, протянул ей через прилавок две книжки.

— Восемьдесят крон, — сказала Катерина, даже не взглянув на обложки дешевых изданий. Она уже и так знала, что мужчина выбрал: «Большой сон» и «Отель „Луна“» за тридцать и пятьдесят крон соответственно. Пока посетитель рылся в карманах в поисках денег, она упаковывала его покупки. Расплатившись, мужчина вышел из магазина, помахивая черным пакетом с надписью золотыми буквами «Libri di Luca».

В некоторых случаях дар Катерины отчасти компенсировал то обстоятельство, что она страдала дислексией, иногда ей даже удавалось полностью скрывать от окружающих свой недостаток. Так, на некоторых уроках чтения в народной школе, которую она посещала, у нее иногда отмечали «значительные успехи», однако, когда преподаватель или же иные ученики отвлекались от текста, для ее разумения оказывалось недоступно, как буквы складываются в слова. Это не замедлило сказаться и на результате выпускных экзаменов.

Лука считал, что между ее дислексией и способностями Чтеца существует определенного рода связь. Во время занятий с Катериной он довольно быстро определил, что возможности ее весьма велики; по его словам, дислексия вовсе не препятствовала, а даже способствовала их развитию. Тем самым он старался убедить Катерину считать свои способности даром свыше, а не наказанием, как это казалось ей прежде. Правда, сам он, будучи Чтецом, не относился к числу улавливающих и потому не мог в полной мере понять всех ощущений Катерины.

Что же касалось сына ее учителя, которого в данный момент в подвале магазина Иверсен посвящал в тайны Чтецов, ему наверняка все это давалось еще тяжелее. Собственный скепсис, который она испытала, когда Лука ввел ее в курс дела, быстро рассеялся, поскольку с подобными ощущениями она была знакома не понаслышке. К тому же им было дано объяснение — пусть отчасти фантастическое, но все же такое, на которое можно было опереться. Однако она и представить себе не могла, как все это воспримет человек неподготовленный. Какой будет его реакция?

Катерина услышала скрип лестницы, и чуть погодя из подвала появился Иверсен. По лбу его струился пот, лицо раскраснелось, как обычно бывало во время сильного возбуждения или жаркого спора.

— Он хочет иметь доказательства, — сказал старик, немного отдышавшись. — Устроишь ему небольшой показ?

6

Какую же из них выбрать?

Йон шел вдоль стоящих у стен подвала витрин в поисках книги, которую предстояло использовать в процессе наглядной демонстрации. Иверсен предупредил, что он может взять любую. При этом у старика был такой же самодовольный вид, как у фокусника, когда тот предлагает кому-нибудь из публики выбрать из колоды одну из карт. Насколько Йон мог понять, опыт должен был заключаться в том, чтобы сам он начал читать какой-нибудь текст, а Катерина тем временем постарается в такой степени воздействовать на его восприятие этого текста, чтобы у него не осталось на этот счет никаких сомнений.

Катерина, как объяснил Йону Иверсен, была улавливающей — то есть она могла слышать и даже до известной степени видеть то, о чем читают находящиеся поблизости от нее люди. Кроме того — и это было самым невероятным, — она якобы была в состоянии по собственному усмотрению влиять на восприятие текста читающим. В этом ее способности отчасти были схожи с теми, которыми, по словам Иверсена, обладал сам Йон. Однако если ему требовалось зачитать текст, чтобы его «зарядить», то Катерина могла оказывать непосредственное воздействие на читающего, даже если тот читал про себя.

Рассказ Иверсена звучал довольно убедительно, но когда он поведал, что, благодаря своим способностям, Катерина может напрямую читать мысли окружающих, Йон потребовал доказательств. То обстоятельство, что старик воспринял его желание как нечто само собой разумеющееся, а также настойчивость, с которой он принялся уговаривать Йона провести показательный опыт прямо сейчас, заставило молодого человека испытать смутное беспокойство. Если в этой болтовне о необычайных способностях и впрямь что-то было, то он вовсе не испытывал восторга по поводу того, что кто-то, пока он читает, станет рыться в его голове.